П.Р.Заборов

На протяжении трех последних столетий читающая Россия узнала множество иностранных писателей и мыслителей. В этом длинном ряду - представители самых разных народов, государств и эпох, гениальные и скромные по своему дарованию, почитавшиеся современниками и признанные лишь посмертно, кумиры нескольких поколений и ушедшие в прошлое еще при жизни. Судьбы их нередко складывались у нас весьма причудливо, но все же в большинстве случаев великим чужеземцам и на русской земле суждено было стать властителями дум сотен и даже тысяч людей, важной и неотъемлемой частью их духовного бытия. К этим великим чужеземцам принадлежат Данте и Сервантес, Шекспир и Байрон, Гете, Шиллер и Гейне. В полной мере может быть отнесен к ним и Франсуа-Мари Аруэ, вошедший в историю под именем Вольтера.

Крупнейший французский просветитель - поэт, прозаик, драматург, публицист, историк, философ и общественный деятель - он прочно утвердился в русской культуре к середине XVIII века. Наиболее раннее упоминание Вольтера в печати датируется 1735 годом, когда В.К.Тредиаковский, один из зачинателей отечественной поэзии и первый "из россиян" профессор Академии наук, назвал его в числе лучших французских писателей, наряду с Малербом, Корнелем, Расином, Буало, Мольером, Скарроном, Лафонтеном, Фонтенелем и некоторыми другими. Однако знакомство сравнительно широкого читательского круга с творчеством Вольтера произошло лишь в 1756-1759 гг., в течение которых на страницах журнала "Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие" увидели свет его философские повести "Микромегас", "Мемнон" и "Задиг". Тогда же "Микромегаса" вновь перевел и напечатал в своей "Трудолюбивой пчеле" А.П.Сумароков, горячий почитатель Вольтера, а отчасти и последователь, который не раз апеллировал к нему в прозе и стихах. Более того, в начале 1769 г., воспользовавшись оказией, Сумароков обратился к Вольтеру с программным письмом, на которое тот немедленно ответил. Этим обстоятельством Сумароков чрезвычайно гордился и почти целиком воспроизвел вольтеровское письмо в предисловии к своей трагедии "Димитрий Самозванец" (1771). В 1760-х - 1780-х годах имя и творения Вольтера получили у нас необычайно широкую известность. Способствовало этому русское просветительское движение, в какой-то мере поддержанное "сверху", иными словами - Екатериной II, подчас разделявшей воззрения французских философов, но в большей степени демонстрировавшей свое "вольномыслие" для укрепления собственной власти и реноме в Европе.

В этот период на русском языке появилось огромное количество вольтеровских сочинений всех жанров, обширных и малых, прославленных и не вызвавших особого резонанса, зрелых и юношеских. Среди них - комедии "Нескромный", "Шотландка", "Нанина", драма "Сократ", трагедии "Заира", "Меропа", "Брут", "Смерть Цезаря", "Китайский сирота", эпическая поэма "Генриада", ряд философских, дидактических и сатирических произведений в стихах ("Извлечение из Экклезиаста", "Речи о человеке", "Естественный закон", "Тактика", "Пегас и старик", "Азолан" и другие), повестей ("Задиг", "Видение Бабука", "Кандид", "Принцесса Вавилонская", "Человек с сорока экю", "История Дженни", "Гурон", "История путешествий Скарментадо", "Мемнон", "Жанно и Колен", "Повесть о добром брамине", "Индейская повесть"), исторических трудов ("История крестовых походов", "Новое построение истории человеческого разума", "Анналы Империи"), а также десятки памфлетов, диалогов, словарных статей и всякого рода прозаических "фрагментов".

Более крупные сочинения публиковались по преимуществу отдельно или в виде сборников, мелкие - в журналах, причем трудно назвать периодическое издание тех лет, которое осталось бы в стороне от этого всеобщего увлечения, подчас приобретавшего несколько утрированный и даже слегка комический характер.

Переводили Вольтера в это время люди самые разные - талантливые и бездарные, зрелые и неопытные, образованные и несведущие, знатные и безродные, видные мастера и скромные ремесленники. Отсюда неровность этих переводов: в одних французский текст передавался весьма искусно (первая из "речей о человеке" - "О равенстве состояний" - в переводе С.И.Глебова, "Поэма на разрушение Лиссабона" и "Панина" в переводе И.Ф.Богдановича, "Сократ" в переводе Н.С.Краснопольского), в других - с существенными погрешностями, впрочем, нередко вызванными вмешательством цензуры ("Задиг", "Кандид", "Принцесса Вавилонская" в переводах соответственно И.Л.Голенищева-Кутузова, С.С.Башилова, Ф.А.Полунина), в иных же - искажался почти до неузнаваемости ("Тактика" в переводе Ф.Левченкова). Преобладали, однако, переводы доброкачественные, но не слишком выразительные, - вроде "Генриады" в переложении Я.Б.Княжнина или же "Брута" и "Смерти Цезаря", над которыми трудился "артиллерии капитан" В.Т.Иевлев. При этом ряд произведений переводился по нескольку раз - "История путешествий Скарментадо" (три), "Жанно и Колен" (четыре), "Мемнон" (пять), а отдельные переводы неоднократно переиздавались.

Едва ли не самым энергичным участником этого процесса явился И.Г.Рахманинов, страстный почитатель Вольтера и пропагандист его творчества. Первые его переводы увидели свет в 1777 г.; новым важным этапом на этом пути стал сборник "аллегорических, философических и критических сочинений" (1784); последующие годы ушли на подготовку трехтомного "Собрания сочинений г. Волтера" и еще одного сборника "некоторых любопытных сатирических его сочинений". Наконец, в 1791 г. стараниями Рахманинова начало выходить "Полное собрание всех до ныне переведенных на Российский язык и в печать изданных сочинений г. Волтера", для чего он завел собственную типографию в своем тамбовском имении Казинка. Однако этому изданию, которое как бы подводило итог напряженному труду русских "волтеристов", не было суждено осуществиться. Поворот к реакции в последние годы правления Екатерины II, во многом обусловленный революционными событиями во Франции, остановил это грандиозное предприятие почти в самом начале - в 1793 г. Из предполагавшихся двадцати частей вышли лишь три, четвертая должна была поступить в продажу, а пятая находилась в наборе, когда по повелению императрицы предписано было незамедлительно "типографию у Рахманинова запечатать", издание запретить, а "книги все конфисковать".

Последнее десятилетие XVIII века, отмеченное в России усилением антипросветительских настроений, естественно не принесло и сколько-нибудь заметных "побед" Вольтеру. Его "по инерции" продолжали переводить и цитировать, о нем писали и упоминали, но делалось это сравнительно редко и всегда применительно к современным обстоятельствам и вкусам. Наиболее яркий перевод из Вольтера, выполненный в эти годы, - "Опытная Соломонова мудрость, или Мысли, выбранные из Экклезиаста" (1796) Н.М.Карамзина, который придал исходному тексту совершенно не свойственные ему чувствительность и мрачный колорит в духе "Ночных раздумий" Эдуарда Юнга; именно к этому переложению вольтеровской поэмы восходит, между прочим, знаменитая формула "Ничто не ново под луною", надолго оставшаяся в русской литературе. Весьма характерен для той поры и особый интерес к "Заире", самой чувствительной из вольтеровских трагедий, отчасти навеянной Шекспиром. Не случайно также довольно распространенное тогда противопоставление "фернейскому мудрецу" - "женевского философа", иными словами, Жан-Жака Руссо. Начало XIX столетия явилось и началом нового периода в истории "русского Вольтера". Некоторая либерализация режима и ожидание еще более ощутимых перемен предопределили не только восстановление его былого авторитета, но и существенное его упрочение. В это время у нас был переиздан ряд старых переводов (причем, в несколько улучшенном виде), кое-что было переведено заново из того, что русский читатель знал уже давно (например, "Генриада", "Естественный закон", "История Дженни", "Жанно и Колен"), но очень многое увидело свет на русском языке впервые. Среди этих сочинений - трагедии "Танкред" и "Орест", сказочки, послания, эпиграммы, повести и памфлеты, исторические труды, переписка.

К этому времени относятся также попытки продолжить дело, начатое Рахманиновым: выпущено было пять частей "Полного собрания всех ...сочинений г. Волтера", включая два, так и не вышедшие ранее ввиду наложенного на них запрета, затем - пять томов его прозы ("Романы и повести"); позднее появился трехтомный "Дух, или избранные философические мысли г. Волтера", почти весь тираж которого погиб в московском пожаре 1812 г.

Тогда же было опубликовано огромное количество статей о Вольтере, анекдотов о нем, отзывов о его творчестве, не говоря уже о беглых упоминаниях и цитатах из его произведений; как и раньше, он служил самым типичным и понятным примером "всеобъемлющего гения" и, во всяком случае, великого иностранного поэта.

И тем не менее отношение к Вольтеру в России в это столь благоприятное для него время было весьма сложным. Наряду с восторженными почитателями и фанатичными последователями у него имелось и немало противников, и даже яростных врагов. В их числе были переводчики старых и современных антивольтеровских сочинений, таких как "Оракул новых философов, или Кто таков г. Вольтер" аббата Гюйона или "Иудейские письма к г. Вольтеру" аббата Гене; как издатель журнала "Друг юношества" М.И.Невзоров, как "харьковский стихотворец" А.Н.Нахимов, как, наконец, С.Н.Глинка, "патриотический" журнал которого "Русский вестник" с упорством, достойным лучшего применения, всячески боролся с французским влиянием на российское юношество и, в частности, с Вольтером, особенно сожалея, что "вздоры" его доходят до "мещан" и "поселян". Впрочем, прохладное отношение к Вольтеру обнаруживали люди, и не столь вовлеченные в общественные распри: у них все большее сомнение и разочарование вызывала его эстетика. Из "образцовой" она постепенно превращалась в их сознании в нечто весьма устарелое, а "фернейскому патриарху" все чаще противопоставлялись теперь Шекспир и Оссиан, Гете и Шиллер, Байрон и Вальтер Скотт. Несравненно отчетливее проявилось это в последующие десятилетия, когда русская культура развивалась, в основном, под знаком романтизма. Безоговорочное приятие Вольтера - мыслителя и художника - встречалось в этот период сравнительно редко, как правило, в более или менее архаичных по своей ориентации периодических изданиях, вроде "Трудов Вольного общества любителей российской словесности", "Дамского журнала", "Благонамеренного", "Атенея"; преобладало же сдержанное к нему отношение - почтительное, но далеко не восторженное; сочувственное, хотя и со множеством оговорок. На подобных позициях находились А.С.Пушкин и П.А.Вяземский, при том что Вольтер всегда значил для них очень много и сопутствовал им на протяжении всей их жизни: обращением к "фернейскому старичку" открывалось самое раннее из известных нам произведений Пушкина - сатирическая поэма "Монах" (1813), а статья "Вольтер" появилась в третьем томе "Современника" (октябрь 1836 г.); первые упоминания Вольтера в стихах и переписке Вяземского датируются началом 1810-х годов, а его последнее посвященное Вольтеру стихотворение "Сфинкс, не разгаданный до гроба" было опубликовано в 1874 г.

Конечно, на страницах русской печати 1820-х - 30-х годов присутствовали и злобные нападки на Вольтера-человека, и уничтожающие оценки его "разрушительной" философии, и презрительные суждения о его творчестве, а иные статьи о нем дышали нескрываемой ненавистью, но до этого опускались немногие. Даже "Московский телеграф", орган русского романтизма, признавал заслуги Вольтера перед европейской словесностью, рассматривая его как одного из предтеч ее последующего обновления; даже "Библиотека для чтения", видевшая в нем "сатанинского писателя", находила у него немало достоинств. Отдали ему дань уважения и поэты, тяготевшие к современным эстетическим идеям и литературным формам, такие как Е.А.Баратынский и А.И.Полежаев. Не прекратились и традиционные для русских писателей посещения Фернея: там побывали В.А.Жуковский, Н.В.Гоголь, М.П.Погодин и многие другие. Впрочем, эти паломничества продолжались и позднее: отодвинутый новыми именами и художественными явлениями на второй план русской культурной жизни, Вольтер по-прежнему оставался ее существенным элементом. Правда, в середине XIX столетия и во второй его половине он воспринимался почти исключительно как "передовой" общественный деятель и "борец". Именно так относился к нему В.Г.Белинский, который причислял его к "натурам по преимуществу мыслящим и сознательным" - в противоположность "натурам художественным" - и восхищался "благородством" его личности и прежде всего его "горячей симпатией ко всему человеческому, разумному, к бедствиям простого народа" (1848). Не считал Вольтера великим художником А.И.Герцен, отмечавший "односторонность", даже "ограниченность" его "чудного таланта" и более всего ценивший его смех, который "бил и жег, как молния" (1859). Глубокое сочувствие вызывал "разрушительный смех" Вольтера и у А.П.Милюкова, видного в свое время литератора, вспомнившего о нем в связи с посещением Фернея и выразившего при этом уверенность в том, что "нелепые понятия о Вольтере рано или поздно исчезнут, и его имя будет произноситься всеми с любовью и признательностью" (1865).

Подобное утверждение было, возможно, слишком оптимистичным. Однако после "мрачного семилетия" (1848-1855), когда Вольтер был у нас почти запрещен, для надежд такого рода какие-то основания все же имелись: с конца 1850-х годов, по мере нарастания общественного подъема, имя это все чаще возникало на страницах русской печати.

Особенно способствовали этому изданные в переводах "История XVIII столетия" Ф.-К.Шлоссера, "История цивилизации в Англии" Г.Т.Бокля, "История всеобщей литературы XVIII века" Г.Ю.Т.Геттнера - и в не меньшей степени отклики на названные труды в журналах "Современник" и "Луч". Появившаяся в этом последнем статья Д.И.Писарева "Популяризаторы отрицательных доктрин" (1866) содержала необычайно выразительную характеристику "того великого умственного движения, которое положило конец средневековому порядку вещей", а также основных его участников и прежде всего Вольтера, в котором критик-демократ видел не столько мыслителя, сколько "практического деятеля", не столько поэта, сколько "агитатора" и "публициста".

Примечательным событием в истории "русского Вольтера" явился выход в свет в 1870 г., после полувекового перерыва, сборника вольтеровских романов и повестей, впрочем, и на сей раз несколько "подправленных" цензурой. Несмотря на невысокое качество переводов, книга эта произвела довольно сильное впечатление, во всяком случае на критиков демократической ориентации, приветствовавших долгожданное издание у нас "малой частички" наследия "патриарха свободно-европейской мысли", служившего образцом литературы откровенно тенденциозной, утилитарной и общедоступной. Одновременно в некоторых из этих статей фигурировал также новый немецкий труд о Вольтере - "Шесть лекций" Д.-Ф.Штрауса, а в 1871 г. и самый этот труд вышел на русском языке в переводе под редакцией Н.Н.Страхова. Правда, широкого распространения он не получил: на книгу, проникнутую "дурным духом, враждою и ненавистию к христианству" был наложен арест, а позднее она подверглась запрещению и уничтожению. В 1870-х годах случай этот был далеко не единственным: цензура еще не раз преграждала сочинениям Вольтера и о Вольтере путь к русскому читателю, но тем не менее прервать этот процесс было невозможно. С особой интенсивностью писали о Вольтере в 1878 г., по случаю столетия со дня его смерти: мимо этой даты не прошло ни одно сколько-нибудь заметное периодическое издание, хотя чаще всего дело ограничивалось сообщением о торжествах на родине великого просветителя и о знаменитой речи Виктора Гюго. Впрочем, иногда при этом предпринимались также попытки обозначить место Вольтера в "европейском развитии" и оценить его как "работника прогресса".

В 1880-х - 90-х годах произведений Вольтера у нас почти не издавали. Несколько повестей, выпущенных в дешевых сериях "Европейская библиотека" и "Летучая библиотека", несколько пьес и стихотворений, некоторые письма, - этим в основном и исчерпывалось ознакомление русской читающей публики с творчеством Вольтера как таковым. Литература же, ему посвященная, была довольно большой и разнообразной: переводные очерки его жизни и деятельности, принадлежавшие Ж.А.Кондорсе (1882), Дж.Морли (1889), Ф.Виаля (1893), книжка В.И.Засулич (1893), отзывы об этих сочинениях, подчас весьма пространные, библиографические и хроникальные заметки и т.д. и т.п.

Существенное оживление интереса к Вольтеру наметилось лишь в начале нашего века. Один за другим публиковались различные сборники повестей (1900, 1901, 1905, 1906, 1909, 1912, 1913), трижды отдельно выходил "Кавдид" (1900, 1909, 1911), неоднократно - "История Карла XII", полностью и в сокращении (1900, 1901, 1908, 1910, 1912, 1913); двенадцать раз выпускался этот труд и по-французски, в приспособленном для "Школьного употребления" и "самообучения" виде. Появился также ряд сборников "Мыслей Вольтера" (1904, 1910) и два собрания избранных его сочинений, где, помимо повестей и вообще прозы, были представлены (правда, довольно скромно) поэзия и драматургия (1908, 1910).

Что же касается литературы о Вольтере, то, наряду с переводными книгами - Штрауса (1900, 1906), Г.Лансона (1911) и Ф.Виаля (1913), в этот период вышли и вполне оригинальные - "Вольтер и его время" А.А.Шахова (1907) и соответствующая глава в "Очерках по истории идей веротерпимости и религиозной свободы в XVIII веке" А.Г.Вульфиуса (1911), не считая переиздания очерка Засулич (1909). В большинстве своем публикации эти вызывали печатные отклики, в которых обычно отмечались их полезность и актуальность. Один из главных вдохновителей Французской революции, Вольтер был поистине необходим русскому обществу предреволюционных лет, причем всем его слоям - и университетским ученым, и среднеинтеллигентной публике, и даже простому люду.

Естественно, что потребность эта не ослабла и после октября 1917 г. Отныне Вольтеру суждено было выступать в качестве единомышленника и союзника новых властей - разрушителя устоев "старого мира" и провозвестника того "светлого будущего", которое ожидалось в самое ближайшее время. Недаром имя его было внесено (хотя и не сразу) в список мыслителей и писателей прошлого, памятники которым предполагалось установить в советской России согласно специальному декрету СНК, иначе называемому ленинским планом "монументальной пропаганды".

По тем же причинам Вольтеру было отведено подобающее место в планах пропаганды печатной. Речь идет в первую очередь о программе, которую составило и обнародовало в 1919 г. незадолго перед тем основанное в Петербурге-Петрограде по инициативе М.Горького издательство "Всемирная литература". В каталог-проспект его вошли избранные страницы вольтеровских философских, исторических, публицистических критических сочинений, романы и сказки, "Заира", "Орлеанская девственница", стихи. Реализация этой программы началась в том же 1919 г., когда под редакцией и с предисловиями Ф.Д.Батюшкова, видного ученого и литератора, члена "редакционной коллегии экспертов" издательства, появились три "романа" - "Кандид", "Простак", "Белый бык" и два маленьких шедевра - "О добром брамине" и "Жанно и Колен"; в следующем году цикл был продолжен изданием "Принцессы Вавилонской"; наконец, в 1924 г. впервые - в переводе А.С.Пушкина (25 начальных строк), Г.В.Адамовича, Н.С.Гумилева и Г.В.Иванова под общей редакцией М.Л.Лозинского, со вступительной статьей С.С.Мокульского - увидела свет "Орлеанская девственница", ранее доступная русскому читателю лишь в переводе Д.В.Ефимьева - И.В.Стремоухова, который в силу цензурного запрета распространялся в списках.

В том же 1924 г. появилось и другое издание, предпринятое с целью ввести в читательский обиход менее известные сочинения Вольтера-прозаика: в него было включено полтора десятка рассказов, памфлетов, статей, таких как "Кози-Сакта", "Кривой крючник", "Марк Аврелий и францисканский монах" и проч. Однако в дальнейшем по преимуществу издавались все же именно философские повести - отдельно (1927, 1929, 1935, 1941) и вместе с прозой иных жанров (1931) или поэзией и театром (1938, 1947).

Такое положение сохранялось, в основном, и позднее: менялись составители, редакторы, авторы предисловий и послесловий, подправлялись старые переводы (самым долговечным из них оказался "Кандид" Ф.К.Сологуба (1909)) и осуществлялись новые, улучшались комментарии, но репертуар публикуемых произведений оставался почти неизменным: это были все те же философские повести, порознь (1955, 1956) и в различных сочетаниях (1953, 1954, 1960, 1965, 1978, 1985).

Можно назвать лишь пять изданий, которые выделялись на этом весьма однообразном, хотя и вполне доброкачественном, фоне: "Избранные произведения по уголовному праву и процессу" (1956), двухтомник "Бог и люди" (1961), "Эстетика: Статьи, письма, предисловия и рассуждения" (1974), "Стихи и проза" (1987), "Философские сочинения" (1988), в немалой степени расширившие представления нашего читателя о наследии Вольтера. Из прочих же книг необходимо указать "вольтеровский" (49-й) том "Библиотеки всемирной литературы", который закрепил и как бы канонизировал "типичный" состав избранных сочинений Вольтера, что подтверждается, как правило, издательской практикой последних лет (1988, 1989). Правда, в отличие от названного тома, содержание этих новейших сборников было несколько "облегчено" за счет вольтеровского театра.

Помимо многочисленных предисловий и послесловий (почти обязательного атрибута любого издания отечественной и зарубежной классики), помимо всяческих компендиумов, где шла речь и о Вольтере, помимо журнальных и газетных публикаций, в советское время появилось также немало специальных трудов о нем - статей и книг. Два десятка таких статей было объединено в сборниках, вышедших в связи с 250-летием со дня рождения Вольтера в Ленинграде (1947) и Москве (1948) под редакцией соответственно М.П.Алексеева и В.П.Волгина; не один десяток их увидел свет на страницах разного рода серийных изданий, столичных и провинциальных - ученых записок, научных докладов, известий, вестников и т.п. Что же касается книг, посвященных Вольтеру целиком, то число их не очень велико. Некоторые из них - К.Н.Берковой (1931), К.Н.Державина (1946), С.Д.Артамонова (1954, 1980), А.А.Акимовой (1970) - имеют более или менее общий характер; другие - Н.А.Сигал (1959), В.Н.Кузнецова (1965), И.И.Сиволап (1978), Ю.И.Кагарлицкого (1980) - сравнительно частный. Особо следует отметить интерес наших специалистов к судьбе Вольтера в России, интерес давний и вполне закономерный; различные аспекты этой темы освещены в монографии П.Р.Заборова (1978) и в ряде содержательных очерков и заметок. К ним примыкает обширный цикл публикаций вольтеровских материалов, обильно представленных в российских архивах, - фрагментов сочинений, писем, а также маргиналий на книгах его личной библиотеки, полный каталог которой вышел в свет в 1961 г.

Итоговыми изданиями этого рода явились два тома "новых текстов переписки Вольтера" - труд жизни B.C.Люблинского (1903-1968) и четыре из предполагаемых восьми томов "Корпуса читательских помет Вольтера", хотя это столь важное для вольтероведов всего мира издание было задумано и осуществляется как международное: до сих пор оно печаталось в Берлине, и лишь местонахождение автографов, состав участников и один из вариантов общего введения и предисловий к отдельным томам возвращают нас к России и русской культуре, для которой Вольтер был всегда и, конечно, еще надолго останется неизменным спутником, к каким бы целям она ни стремилась, какие бы задачи ни решала и какие бы испытания ни ожидали ее в будущем.